В честь 130-летия со дня рождения писателя, художника и классика мирового кинематографа.
1. О несправедливости мобилизации.
«Прокуроров у нас хватит на всех. Не хватит учителей, потому что погибнут в армии, не хватит техников, трактористов, инженеров, агрономов - они тоже полягут в войне, а прокуроров и следователей хватит.
Все целые и здоровые, как медведи, и опытные в холодной своей профессии. Напрактикованы почище немцев еще с тридцать седьмого года».

2. О настоящих и фейковых победителях в войне.
«Меньше бы я хотел дожить до того момента, когда после хотя и бесчеловечной тяжелой, но победоносной войны каждая наша тряпка превратилась в священную реликвию победителя.
Когда каждый дурак и бюрократ, несмотря на народ победит фашистов, заявит, что победа произошла именно благодаря ему, что крепил оборону, когда дурак станет священным и неприкосновенным, не будет подвергаться критике…
Я хочу верить, что если бы не много погибло лучших людей, как не много шушвали останется по жирным прифронтовым учреждениям, все же вырастут и закаляются в борьбе сильные характеры, сильные души вместо сильных терзаний, широкие натуры, честные, смелые и откровенные, что вы и оформились в огне и буре. Верю, что они будут, что не разойдутся они скромно по домам, что отправятся они на трибуну, и как в боях под пулеметами, не таясь, честно и откровенно, и строго пожелают лучшего, умнее».
3. О борьбе против истории и украинского языка.
«Единственная страна в мире, где не преподавалась в университетах история этой страны, где история считалась чем-то запретным, враждебным и контрреволюционным. Это Украина.
Второй такой страны на земном шаре нет, где же рождаться, где плодились дезертирам, как не у нас, где расти слабодухим и предателям, как не у нас…
Никто не хотел учиться на историческом факультете. Посылали в принудительном плане. Профессора арестовывались почти каждый год, и студенты знали, что…история – это паспорт на гибель.
В университете разговаривали (на украинском языке) только начинающие и поэты. Остальные по-русски, к радости Гитлеру»
4. О культуре и искусстве после войны.
«Война стала великой, как жизнь, как смерть. Сражается все человечество. Словно весь земной шар влетел в какую-то кровавую сумасшедшую туманность. Война стала жизнью человечества. И тема войны, следовательно, на долгие годы будет являться основной темой искусства…
Украина должна рождать самое сильное произведение о народе в войне, хотя бы одно произведение. Хватит ли сил у писателей? «Эй, кто в лугу, отзовись!»
…неприглядную картину надо нарисовать, точную и правдивую, и честную и подать правительству, чтобы после войны начать по-новому подойти к своему культурному хозяйству. Сколько погибло в войне? Где музеи, где картины, сколько уничтожено памятников старины?
Неуважение к древности, к своему прошлому, к истории народа является признаком ничтожности правителей.
5. О правде войны.
«И не буду я…писать о дважды героев, ни о трижды предателей, ни о вождях, которые самим присутствием своим уже украшают произведение и надежды постановщиков на безапелляционные путеводные сентенции, а напишу…о людях простых, обычных, тех, что зовут у нас широкими массами, понесшими самые тяжелые потери на войне, не имея не чинов, не орденов. Напишу, как им жить и что делать, и как и что думать, чтобы лучше жилось на войне по закону божескому и человеческому».
6. О «коренных киевлянах» в послевоенном Киеве.
«Написать главу для рассказа, как мы освобождали Киев от немцев, забирали для себя квартиры у наших несчастных людей…
Как похватали энкаведисты и энкагебисты все лучшие дома города…»
7. О том, кто разрушил украинскую столицу.
«Потом я расспросил еще многих людей и узнал, что не немцы уничтожили центр нашей изуродованной столицы, а мы сами. Наши дураки перевыполнили программу задач и на этот раз, оставшись верными своему стилю безотцовщины дурноголовых и геростратов.
Это мы испугали немцев, взорвав несколько десятков фашистских офицеров вместе с нашими обывателями, которые шли, конечно, не в штот. Но я об этом никому в жизни не скажу, потому что следует говорить, что разрушили наш «прекрасный, милый Киев фашистские изверги». И что Лавру… взорвали тоже они».
8. О завещаниях Довженко.
«Перед смертью попрошу похоронить меня где-то на лаврских старинных горах, которые я любил больше всего на свете, что из них я любовался, глядя на свою родную Черниговскую землю. Что эти горы как извечный праздник нашей земли, как бы ни были засорены и винными складами и еще всякой гадостью, которую не везли туда безотцовщины, лишенные чувства прекрасного, перед войной, эти горы были живы вечной, торжественной красотой, разливавшейся вокруг куда только взглянет человеческий глаз…
…Я умру в Москве, так и не увидев Украину.
Перед смертью я попрошу великого Сталина, чтобы перед тем, как сжечь меня в крематории, из груди моей вынули сердце и зарыли его в родную землю в Киеве, где-то над Днепром, на горе.
Пошли судьбы, счастья людям на разрушенной окровавленной земле.
Исчезнет, ​​ненависть.
Щезни, убожество».
Цитирование Александр Довженко «Дневниковые записи», Харьков, 2013.